Звон колоколов призывал в церковь, он сопровождал человека от колыбели до могилы. С. В. Рахманинов — певец русских колоколов — одно из лучших своих сочинений — симфоническую поэму «Колокола» для хора, солистов и оркестра на стихи Эдгара По «Колокола» (перевод К. Д. Бальмонта) посвятил колоколам: звон колоколов сопутствует человеку всю жизнь. Четыре части поэмы — это четыре различных образа колоколов: веселые серебряные колокольчики юности звучат в пути, торжественно гремят золотые свадебные колокола любви, тревожный набатный медный колокол возвещает о пожаре и несчастье, похоронный железный звон раздается для человека в последний раз. Одним из ярких украшений гениальной оперы М. Мусоргского «Борис Годунов» является колокольный звон сцены венчания на царство Бориса; картина предваряется и заканчивается великолепным торжественным звоном.
Люди хорошо понимали язык колоколов, ведь их звон сопровождал человека от рождения до смерти.
Колокола были неотъемлемой частью и сельского пейзажа, и городской жизни, под звон колоколов чередовались времена года, рассветы и сумерки, колокола звонили и в радостные, и в горестные дни, сопровождали великие праздники и семейные события.
Чувства русского человека, чью душу наполняет благостный колокольный звон, хорошо выразил А. К. Толстой в стихотворении «Благовест».
Среди дубравы блестит крестами
Храм пятиглавый с колоколами.
Их звон призывный через могилы
Гудит так дивно и так уныло!
К себе он тянет неодолимо,
Зовёт и манит он в край родимый,
В край благодатный, забытый мною,
И, непонятной томим тоскою,
Молюсь и каюсь я, и плачу снова,
И отрекаюсь я от дела злого;
Далёко странствуя мечтой чудесною,
Через пространства я лечу небесные,
И сердце радостно дрожит и тает,
Пока звон благостный не замирает.
Колокольный звон поистине являлся «отрадой души», неотъемлемой частью всей звуковой атмосферы русской жизни. Колокола и сами были словно живые: им, как и людям, давали собственные имена — Гаврила, Георгий, Лебедь, Медведь…
На самой знаменитой в Москве колокольне — Ивана Великого — некогда располагалось 52 колокола, замечательных по своему звуку. Московские старожилы хорошо знали их «голоса» и с удовольствием узнавали как старых знакомых.
